Арарат  - Кристофер Голден

DARPA это все очень понравится. Но они будут требовать подробностей.

– А теперь вы что делаете? – вздохнул за его спиной Оливьери. – Вы не можете использовать четыре разных языка в качестве основы для перевода.

Уокер оглянулся как раз вовремя, чтобы заметить сильный гнев, вспыхнувший в глазах отца Корнелиуса. Губы священника задрожали, но он взял себя в руки, прежде чем заговорить:

– Нет, профессор. Это вы не можете. И для вас это огромная проблема, не так ли? Конечно, вы понимаете отдельные фрагменты и куски того, что я расшифровываю, но, может, пора уже признать, что для вас эта работа – темный лес?

Уокер поморщился.

Оливьери резко вскочил, опрокинув стул.

– Вы обнаглевший мерзавец! Я десятки лет читаю лекции о тончайших нюансах древних языков. На моих работах по библейской истории основаны сотни университетских курсов в двадцати странах! Да как вы смеете…

Отец Корнелиус положил ручку на открытый блокнот и поднял глаза на Оливьери, даже не потрудившись встать.

– Ваш главный навык – умение компилировать знания, добытые другими людьми. Чтобы потом эффектно сообщать их тем, кто не так информирован и менее опытен, чем вы.

Уокер поник головой, ожидая, что Оливьери сейчас взорвется от ярости. Но прошла секунда тишины, потом другая, и он полуобернулся, взглянув одним глазом назад. Ошарашенный профессор отступил на шаг, медленно покачав головой, затем развернулся и быстро пошел прочь, словно втягивая в себя порыв воздуха.

Уокер проводил его взглядом, затем повернулся к отцу Корнелиусу.

Священник раздраженно махнул рукой.

– Знаю. Не надо ничего говорить.

– Вы должны были вести себя хорошо.

Лицо отца Корнелиуса потемнело, а брови нахмурились так сильно, что он стал похож на хищную птицу.

– Не вам учить меня хорошим манерам. Ким выполняет свою работу, как вы свою, но вы до сих пор обращаетесь с ней так, словно она здесь незваный гость.

– Что поделать? Мне не нравится, когда ко мне приставляют няньку.

Взгляд священника потемнел еще больше. Ястреб намеревался атаковать.

– Ей придется быть нянькой, если вы продолжите изображать из себя ребенка. Она профессионал. Ее прислали сюда наблюдать от имени всего мира. Перестаньте ей завидовать. Как вы выражаетесь, ведите себя хорошо! Все же ваш разрушенный брак мог научить вас тому, как следует относиться к другим людям!

Уокер открыл рот от удивления.

– Чего?

– Я говорю об Аманде.

– Господи, я знаю, как зовут мою бывшую жену, – ответил Уокер, покачав головой. Он чувствовал себя так, словно пропустил сильнейший удар. – Вы кем себя, черт побери, возомнили?

Отец Корнелиус продолжал сидеть на месте.

– Я ваш коллега и, как подозреваю, единственный друг в радиусе шести с половиной тысяч километров. Вы так запутались в себе, что не в состоянии заметить потребности окружающих вас людей. Измените отношение к Ким, а когда окажетесь дома, помиритесь с бывшей женой. Подайте пример сыну.

Уокер прерывисто вдохнул, затем нервно рассмеялся, не веря своим ушам. Слова священника ранили его, но упоминание о Чарли пробило сердце, словно удар кривым ножом. Он понимал, что отец Корнелиус сегодня сам не свой, что их всех тревожит что-то странное… словно объявившее на них охоту. Но недомогание в голове разрослось в ослепительную удушающую вспышку боли, и он почувствовал, как внутри распрямляется пружина гнева – словно змея, растревоженная в своем гнезде. Извилистая и неконтролируемая.

– Так, отец! – произнес он сквозь зубы и сжал кулак.

– Послушайте, Бен…

– Да пошел ты!..

Уокер развернулся, весь дрожа от гнева, и ушел оттуда – нимало не заботясь о том, что скажет Мериам о нарушенных обязательствах или о том, как священник получил на сегодня ничем не ограниченный доступ к кадавру, гробу и остаткам битумной оболочки. Да что плохого может сделать этот старикан? Пусть работает всю ночь, если захочет. Пусть общается с трупом сколько душе угодно.

Ведь абсолютно ясно, что живым людям его общество сегодня будет не по нутру.

Уокеру недоставало музыки.

Он стоял возле палатки внутри загона и задавался вопросом: как можно ощущать чувство клаустрофобии и уязвимой открытости одновременно? Наушники могут подарить иллюзию уединения и покоя – особенно если включить плей-лист, составленный из «альтернативщиков» 80-х, – но тогда он не сможет слышать окружающие звуки.

Сейчас единственным слышимым звуком, напоминавшим морской прилив, был шум ветра, проносившегося сквозь верхние этажи ковчега, но Уокер не доверял тишине. И не доверял ночи, пока люди ходят по неровному краю… и пока не ясно, что случилось с теми двумя, которые пропали вчера.

Да, они покинули проект… скорее всего. А если нет?

Тяжелый каменный массив над головой внушал тревогу – словно гора только и мечтала о том, чтобы сомкнуть разверстую гигантскую пасть и поглотить их.

Уокер не мог отвлечься от приступа клаустрофобии, поскольку опасения его имели под собой вполне реальные основания. Не то чтобы Арарат представлял собой разумное каменное существо, склонное к агрессии, но ведь всего пару месяцев назад здесь произошло землятрясение, вызвавшее лавину. Если случится еще одно, то гора захлопнет их в ловушке и убьет.

Едва слышно он рассмеялся своим мыслям. Это ведь смешно.

Уокер засунул руку в карман и вынул маленький аптечный пузырек из белого пластика. В горле пересохло, голова кружилась. В левом виске пульсировал нерв, по непонятным причинам беспокоивший его уже несколько лет. Боль в спине и желудке напоминала о настоятельной необходимости растянуться в спальнике. Уокер облизнул губы, открыл пузырек, вынул оттуда пару серых таблеток и завинтил его обратно.

Положив таблетки на язык и проглотив их «на сухую», Уокер уловил движение краем глаза. Он обернулся в ту сторону и увидел, как замерла на месте Ким. Вышла ли она из своей секции только что или стояла там некоторое время, решив уйти, когда заметила, что он принимает препарат?

– Не спится? – спросил он.

– Я хотела задать вам тот же вопрос.

На мгновение Уокеру показалось, что гора начала сжиматься. Сквозь него словно пронесся горячий поток, от которого стало жарко, как при лихорадке, и на какое-то время перестал чувствоваться холодок пещеры. Ким все еще выглядела усталой и бледной, но во взгляде появилась цепкая сосредоточенность. Сейчас она совсем не походила на женщину, пережившую внезапное умственное помешательство. Как ей удается сохранять уверенность в себе, если она может убежать в любой момент неизвестно куда, крича и извергая тарабарщину?

– Вы действительно хотели спросить именно это?